Ее лицо было бледным пятном среди теней начинавшегося вечера.
…Минус 037. Счет продолжается…
— Мы в Дерри, — сказала она.
Улицы были затоплены народом. Люди цеплялись за выступы и карнизы, сидели на балконах и верандах, с которых была вынесена летняя мебель. Все ели сэндвичи и жареных кур из жирных пакетов.
— Есть знаки Аэропорта.
— Да, я давно еду по ним. Они просто закроют ворота.
— А я просто снова пригрожу тебя убить, если они это сделают.
— Ты хочешь угнать самолет?
— Попытаюсь.
— Не сможешь.
— Конечно же не смогу.
Они взяли налево, потом — направо. Громкоговорители монотонно упрашивали толпу рассеяться.
— Это правда твоя жена, эта женщина на снимках?
— Да, ее зовут Шейла. Нашей дочке Кэти полтора года. У нее грипп. Может быть, сейчас ей лучше. Вот почему я влез в это дело.
Над ними навис вертолет, отбрасывавший впереди себя огромную тень на дорогу. Усиленный мегафоном голос требовал, чтобы Ричардс отпустил женщину. Когда он улетели они снова смогли говорить, она сказала:
— Твоя жена слегка похожа на бродягу. Ей бы больше о себе заботиться.
— Фотография поддельная, — равнодушно заметил Ричардс.
— Они такое сделали?
— Они такое сделали.
— Аэропорт. Подъезжаем.
— Ворота закрыты?
— Не вижу… подожди… открыты, но блокированы. Танк. Пушка на нас нацелена.
— Подъезжай к нему на 30 футов и тормози.
Машина медленно пробралась по четырехколесному шоссе мимо стоявших полицейских машин, мимо непрекращающихся криков толпы. Над ними проплыл знак: ЛЕТНОЕ ПОЛЕ.
Женщина могла видеть электрифицированное заграждение, пересекавшее болото или в лучшем случае поле по обеим сторонам от дороги. Прямо впереди стояли справочная будка и досмотр. За ними были главные ворота, блокированные танком А-62, способным посылать из своей пушки снаряды весом в четверть мегатонны. Еще дальше — сплетение подъездов и стоянок, тянущихся к комплексу терминалов, который скрывал из вида взлетные полосы. Надо всем этим возвышалась огромная, как уэллсовский марсианин, вышка диспетчера, и солнце, клонившееся к закату, полыхало на ее полированных стенах. Служащие и пассажиры толпились на ближайшей стоянке, где их удерживала полиция. В ушах пульсировал глухой рев моторов, и Амелия увидела стального «Локхида Джи-Эй Суперберд», разогревавшего двигатель на одной из взлетных полос позади главных зданий аэропорта.
— РИЧАРДС!
Она вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Он протестующе замахал рукой. Все нормально, мамаша. Я всего лишь помираю.
— ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ НАХОДИТЬСЯ ВНУТРИ, — громко увещевал его усиленный динамиками голос. — ОТПУСТИ ЖЕНЩИНУ. ВЫЙДИ.
— И что теперь? — спросила она. — Это только отсрочка. Они выжидают, пока…
— Нужно дать им возможность подойти ближе, — сказал Ричардс. — Они некоторое время будут блефовать. Выгляни. Скажи им, что я ранен и не в себе. Скажи им, что я хочу сдаться Авиационной полиции.
— Что-что ты хочешь сделать?
— Авиационная полиция не подчиняется ни властям штата, ни федеральным властям. С 1995 года, когда был принят закон ООН, они стали международной службой. Я слышал, что если сдаться им, подпадаешь под амнистию. Что-то типа того случая, когда в игре «Монополия» твоя фишка попадает на клеточку «Свободная парковка». Они, конечно, тоже дерьмо собачье. Они передадут меня Охотникам, а Охотники отволокут обратно в загон.
Она вздрогнула.
— А вдруг они подумают, что я в это поверил. Или что я заставил себя в это поверить. Иди и скажи им.
Она высунулась, и Ричардс весь замер в напряжении. Если они собирались устроить «несчастный случай», который убрал бы Амелию со сцены, это скорее всего случится теперь. Ее голова и верхняя часть туловища сейчас представляла из себя хорошую мишень для тысячи ружей. Стоит хотя бы одному из целящихся нажать на курок — и весь этот фарс закончится.
— Бен Ричардс хочет сдаться Авиационной полиции! — крикнула она. — У него две раны! — Она в ужасе обернулась, ее голос дрогнул, высоко и звонко отзвучав в неожиданной тишине, наступившей оттого, что они заглушили мотор. — Он сошел с ума и… Господи, мне так страшно… пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста!
Все это фиксировалось камерами и транслировалось напрямую по всей Северной Америке и, с разницей в считанные минуты, по другой половине земного шара. Отлично. Замечательно. Ричардс ощутил, как он весь снова напрягся, и понял, что в нем зародилась какая-то надежда.
На мгновение все замерло: по ту сторону совещались.
— Очень хорошо, — негромко произнес Ричардс.
Она посмотрела на него.
— Ты думаешь, мне тяжело притворяться испуганной? Но мы с тобой, что бы ты там ни думал, не в равном положении. Я хочу, чтобы ты хотя бы выбрался отсюда.
Ричардс в первый раз заметил, как хороша ее грудь под залитой кровью черно-зеленой блузой.
Неожиданно послышался новый, скрежещущий рокот, и она вскрикнула.
— Это танк, — сказал он. — Ничего. Это просто танк.
— Он движется, — сказала она. — Они хотят забрать нас туда.
— РИЧАРДС! СЛЕДУЙТЕ В ПОМЕЩЕНИЕ 16. ТАМ ВАС БУДЕТ ОЖИДАТЬ АВИАЦИОННАЯ ПОЛИЦИЯ, ЧТОБЫ ВЗЯТЬ ПОД ОХРАНУ.
— Хорошо, — сказал он сиплым голосом. — Давай, трогайся. Когда продвинемся за ограду примерно на полмили, остановись.
— Ты хочешь, чтобы меня убили, — произнесла она упавшим голосом. — Мне нужно только принять ванну, а ты хочешь, чтобы меня убили.
Авиакар поднялся на десять сантиметров от земли и, издавая приглушенный рокот, двинулся вперед. Когда они двигались через ворота, Ричардс съежился, всей кожей ожидая подвоха, но все обошлось. Темный поворот успокоительно поблескивал, уводя к главным зданиям.
Стрелка на табличке указывала направления к помещениям 16—20.
Здесь, за желтыми баррикадами, его ожидали полицейские.
Ричардс знал: сделай он малейшее подозрительное движение, они разнесут машину на куски.
— Остановись, — приказал он, и она подчинилась.
По ту сторону отреагировали моментально.
— РИЧАРДС! НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ. НЕМЕДЛЕННО СЛЕДУЙТЕ В ПОМЕЩЕНИЕ 16!
— Скажи им, что я требую мегафон, — тихо сказал ей Ричардс. — Пусть они оставят его на дороге за двадцать метров отсюда. Я хочу переговорить с ними.
Она прокричала все, что он поручил, и они затаились в ожидании. Через минуту человек в синей униформе выбежал на дорогу и положил электрический мегафон. Он еще мгновение помедлил, вероятно, наслаждаясь сознанием того, что его видит полмиллиарда людей, а потом убрался прочь, присоединившись к безликой массе за баррикадами.
— Вперед, — приказал он ей.
Они медленно приблизились к мегафону, и когда дверь кабины со стороны водителя поравнялась с мегафоном, она открыла дверь и втянула мегафон вовнутрь. Мегафон был красно-белого цвета, сбоку была нарисована молния, а в ней вытиснуты буквы — G и А.
— О'кей, — сказал он. — Далеко ли нам до главного здания?
Она прищурилась.
— Метров четыреста.
— А до помещения 16?
— Вполовину меньше.
— Здорово. Это здорово. Ага. — Он понял, что нервно кусает губы и попытался заставить себя остановиться. Голова раскалывалась от боли; все тело болело от адреналина. — Едем дальше. Приблизься к входу в помещение 16 и остановись там.
— И что потом?
Он с трудом заставил себя улыбнуться. Это будет Последняя Стоянка Ричардса.
…Минус 036. Счет продолжается…
Когда она остановила машину у паркинга, реакция последовала незамедлительно.
— НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ, — проорали в мегафон. — АВИАПОЛИЦИЯ ВНУТРИ. КАК ДОГОВАРИВАЛИСЬ.
Ричардс в первый раз поднял свой мегафон.
— ДАЙТЕ МНЕ ДЕСЯТЬ МИНУТ. Я ДОЛЖЕН ПОДУМАТЬ.
Снова молчание.
— Ты что, не понимаешь, что вынуждаешь их сделать это? — ее вопрос, прозвучал удивительно спокойно.
Он чудно, сдавленно хихикнул, и этот звук больше напоминал звук водяного пара, под давлением вырывающегося из чайника, чем смех.