Ричардс все еще держал «Силекс». Он был покрыт слоем волос Донахью.

Он бросил его, но звона не было. Даже здесь ковры. Стеклянный пузырь «Силекс» выпучился на него, как мигающий, подернутый кровью глаз. Глянцевая фотокарточка Кэти в коляске неожиданно появилась вновь, и Ричардса передернуло.

Он поднял мертвую тушу Донахью за волосы и пошарил внутри его голубой летной куртки. Пушка была на месте. Он был готов уже бросить его обратно на стол, но что-то удержало его, и он поднял его еще выше. Нижняя челюсть Донахью безжизненно висела, рот сложился в идиотскую усмешку. Кровь капала в него.

Ричардс стер кровь с одной из ноздрей и заглянул внутрь.

И точно, там было что-то маленькое, очень маленькое. Мерцание фильтрующей сеточки.

— Сообщите приблизительное время прибытия, С-1—9-8—4, — голос из радио.

— Эй ты! — Фридман кричал через весь зал. — Донахью!

Ричардс захромал в проход. Он чувствовал невероятную слабость. Фридман смотрел вверх.

— Ты не скажешь Донахью, чтобы он поднял свой зад и ответил?

Ричардс попал в него как раз над верхней губой. Зубы разлетелись как разбитое дикарское ожерелье. Волосы, кровь, мозги расплескались (причудливыми пятнами) на стене позади кресла, где девушка на трехдолларовом плакате вытянула свои бессмертные ноги на полированной кроватной спинке из черного дерева.

Раздалось сдавленное восклицание из пилотского отсека, и Холлоуэй сделал отчаянный, обреченный прыжок, чтобы захлопнуть дверь. Ричардс заметил, что у того появился очень маленький шрам на лбу в виде вопросительного знака. Это был шрам типа того, что мог бы получить маленький мальчик, ищущий приключений, при падении с низкой скамейки, играя в летчика.

Он выстрелили Холлоуэю в живот и тот издал мощный потрясенный звук: «О!.. О!» Ноги выскользнули из-под него, и он упал лицом вниз.

Данинджер повернулся в своем кресле, лицо его напоминало дряблую луну.

— Не убивай меня, а? — сказал он. У него не хватило завода, чтобы превратить это в утверждение.

— Сейчас — мягко произнес Ричардс и нажал спусковой крючок. Что-то выскочило и зажглось с кратким неистовством позади Данинджера, когда тот упал. Тишина.

— Отвечайте. Е-Т-А, С-1—9-8—4, — сказало радио.

Ричардса неожиданно вырвало и он выбросил из себя большой кусок кофе и желчи. Мышечное сокращение еще больше разорвало рану у него на боку, добавив сильную, стучащую боль.

Он захромал к пульту управления, где рычаги все еще опускались и скользили в бесконечном, сложном танце. Сколько циферблатов и кнопок!

Неужели они поддерживают непрерывную связь в течение такого важного полета? Разумеется.

— Отвечаю, — сказал Ричардс небрежно.

— У вас есть Фри-Ви на борту, С-1—9-8—4? У нас какие-то неполадки с передачей. Все нормально?

— Прием — вас понял, — ответил Ричардс.

— Скажи Данинджеру, что он должен мне одно пиво, — загадочно сказал голос, и затем остались только фоновые атмосферные разряды. Отто вея авиобус. Ричардс вернулся, чтобы закончить свое дело.

…Минус 007. Счет продолжается…

— О, Боже, — Амелия Вильямс застонала. Ричардс бегло осмотрел себя. Весь его правый бок, от ребер до бедра, был ярко и сверкающе красным.

— Кто бы подумал, что в старике окажется столько крови? — сказал Ричардс.

Маккоун неожиданно бросился в отделение первого класса. Ричардса он заметил с первого взгляда. Пушка Маккоуна была уже в воздухе. Он и Ричардс выстрелили одновременно.

Маккоун исчез за холстом, разделяющим первый и второй класс. Ричардс тяжело опустился. Он чувствовал страшную усталость. На животе у него появилась огромная дыра. Он мог бы разглядеть через нее свои внутренности.

Амелия кричала не переставая, ее руки оттягивали щеки вниз, превращая лицо в пластиковую ведьмину маску.

Маккоун шатаясь возвращался в первый класс. Он ухмылялся. Казалось, что половина его лица была снесена, но все же он ухмылялся.

Он выстрелил дважды. Первая пуля прошла у Ричардса над головой. Вторая ударила его под ключицу.

Ричардс выстрелил снова. Маккоун раскачался, закрутился вокруг себя в бестолковом варианте чечетки. Пистолет выпал у него из пальцев. Казалось, что Маккоун оценивает качество белого пластикового потолка в отделении первого класса, вероятно сравнивая его с его собственным, во втором классе. Он упал. Запах пороха и горелого мяса был ясен и чист, как залах яблок в прессе для сидра.

Амелия продолжала кричать. Ричардс подумал, каким замечательно нормальным и здоровым казался ее голос.

…Минус 006. Счет продолжается…

Ричардс поднялся очень медленно, удерживая свои внутренности на месте. Ощущение было такое, как будто бы кто-то зажигал спички у него в животе.

Он шел медленно вдоль прохода, нагнулся, одна рука на солнечном сплетении, как бы делая поклон. Он поднял парашют одной рукой и потащил его за собой. Кольцо серых кишок выскочило у него между пальцами, и он затолкал его назад. Это оказалось очень больно. Он смутно испытывал ощущение, как будто он срал собственными внутренностями.

— Боже, — стонала Амелия Вильямс. — Бо-Бо-Бо-Боже. О, Господи.

— Одевай это, — сказал Ричардс.

Она продолжала раскачиваться и стонать, не слыша его. Он бросил парашют и дал ей пощечину. Он не смог вложить в удар нужную силу. Он сложил кулак и ударил ее еще раз. Наконец она заткнулась. Ее глаза изумленно смотрели на него.

— Одевай это, — повторил он. — Как рюкзак. Понимаешь, как?

Она кивнула.

— Я. Не могу. Прыгать. Боюсь.

— Мы падаем. Ты должна прыгать.

— Не могу.

— Хорошо. Тогда я тебя застрелю.

Она выскочила из кресла, оттолкнув его, и начала натягивать парашютный мешок на себя с диким, лихорадочным усилием. Она отступала от него, одновременно боролась с застежками.

— Нет. Эта должна быть снизу.

Она переместила ремень с огромной скоростью, отступая в сторону тела Маккоуна, по мере того как Ричардс приближался. Кровь текла у него изо рта.

— Теперь застегни карабин на кольце. Вокруг твоего живота.

Она сделала это дрожащими пальцами, всхлипнув, когда у нее сорвалось в первый раз. Она смотрела безумными глазами ему в лицо.

Она немного поскользнулась в крови Маккоуна, затем перешагнула через него.

Они пробрались через второй класс в третий одним и тем же путем. Спички у него в животе сейчас заменила ровно горящая зажигалка. Запасной выход был закрыт пироболтом и рычагом, управляемым пилотом. Ричардс протянул ей пистолет.

— Стреляй в дверь. Я… не выдержу отдачи. — Закрыв глаза и отвернув лицо, она дважды нажала спусковой крючок пистолета Донахью. Магазин опустел. Дверь оставалась закрытой, и Ричардс почувствовал вялое больное отчаяние. Амелия Вильямс нервно вертела в пальцах парашютное кольцо, дергая его слабыми рывками.

— Может быть… — начала она, но дверь неожиданно распахнулась в ночь, вытянув Амелию наружу вместе с собой.

…Минус 005. Счет продолжается…

Согнувшись пополам, как человек идущий в урагане, Ричардс подвигался от выбитой двери, держась за спинки кресел. Если бы они летели выше, где разность давлений больше, его бы также выбросило потоком воздуха. Но и сейчас ему пришлось выдержать сильный удар выходящего воздуха, его несчастные кишки связками вырвались наружу и сейчас волочились за ним по полу. Прохладный ночной воздух, разряженный и резкий на высоте 2 тысяч футов, был как ушат холодной воды. Зажигалка превратилась в факел, внутри у него все пылало.

Через 2-й класс. Лучше. Ветер не так силен. Сейчас через распростертое тело Маккоуна (пожалуйста, переступай) и через первый класс. Кровь свободно текла у него изо рта.

Он остановился на входе в служебный отсек и попытался собрать внутренности. Он знал, что снаружи им не нравится. Нисколько. Они становятся грязными. Ему захотелось заплакать над своими бедными, хрупкими внутренностями, которые никогда не просили ничего подобного.